Еще в полях белеет снег,

А воды уж весной шумят —

Бегут и будят сонный брег,

Бегут, и блещут, и гласят…

Они гласят во все концы:

«Весна идет, весна идет,

Мы молодой весны гонцы,

Она нас выслала вперед!

Весна идет, весна идет,

И тихих, теплых майских дней

Румяный, светлый хоровод

Толпится весело за ней!..»

Здесь хорошо…

Взгляни, вдали огнем горит река;

Цветным ковром луга легли,

Белеют облака.

Здесь нет людей…

Здесь тишина…

Здесь только Бог да я.

Цветы, да старая сосна,

Да ты, мечта моя!

Чоботы, чоботы вы мои, что же вы не робите, чоботы?

Какой же мой батюшка чеботарь,

Каки он мне чоботы сработал!

Шла на речку чоботы скрюпили,

А шла с речки чоботы хлюпили.

Повешала чоботы на полог,

Мой миленький пьяненький уволок.

У Катюши красная юбка,

Ах, Катюша, сизая голубка,

На Катюше белые рукава,

У Катюши душенька лукава.

Ах, Катюша гречку полола,

Ах, Катюша ручки колола.

Какой же мой батюшка чеботарь, каки он мне чоботы сработал!

Чоботы, чоботы вы мои, что же вы не робите, чоботы?

Ты помнишь ли вечер, как море шумело,

В шиповнике пел соловей,

Душистые ветки акации белой

Качались на шляпе твоей?

Меж камней, обросших густым виноградом,

Дорога была так узка;

В молчании над морем мы ехали рядом,

К руке прилегала рука!

В молчании над морем ехали мы рядом,

К руке прилегала рука.

Ты помнишь ли рёв дождевого потока

И пену и брызги кругом?

И нам наше горе казалось далёко,

И как мы забыли о нём!

Проходит всё, и нет к нему возврата.

Жизнь мчится вдаль, мгновения быстрей.

Где звуки слов, звучавших нам когда-то?

Где свет зари нас озарявших дней?

Расцвел цветок, а завтра он увянет,

Горит огонь, чтоб вскоре отгореть…

Идет волна, над ней другая встанет…

Я не могу веселых песен петь!

Из моря смотрит островок,

Его зеленые уклоны

Украсил трав густых венок,

Фиалки, анемоны.

Над ним сплетаются листы,

Вокруг него чуть плещут волны,

Деревья грустны, как мечты,

Как статуи, безмолвны.

Здесь еле дышит ветерок,

Сюда гроза не долетает,

И безмятежный островок

Все дремлет, засыпает.

Пантелей-государь ходит по полю,

И цветов и травы ему по пояс,

И все травы пред ним расступаются,

И цветы все ему поклоняются.

И он знает их силы сокрытые,

Все благие и все ядовитые,

И всем добрым он травам, невредныим,

Отвечает поклоном приветныим,

А которы растут виноватые,

Тем он палкой грозит суковатою.

По листочку с благих собирает он,

И мешок ими свой наполняет он,

И на хворую братью бедную

Из них зелие варит целебное.

Государь Пантелей!

Ты и нас пожалей,

Свой чудесный елей

В наши раны излей,

В наши многие раны сердечные;

Есть меж нами душою увечные,

Есть и разумом тяжко болящие,

Есть глухие, немые, незрящие,

Опоенные злыми отравами,-

Помоги им своими ты травами!

А еще, государь,-

Чего не было встарь -

И такие меж нас попадаются,

Что лечением всяким гнушаются.

Они звона не терпят гуслярного,

Подавай им товара базарного!

Все, чего им не взвесить, не смерити,

Все, кричат они, надо похерити;

Только то, говорят, и действительно,

Что для нашего тела чувствительно;

И приемы у них дубоватые

И ученье-то их грязноватое,

И на этих людей,

Государь Пантелей,

Палки ты не жалей,

Суковатыя!

I.

Память.

Слова Ю.Воронова

Вновь озноб

Ледяной волной,

Буто ток, пробежит по телу,

Если кто-то

Передо мной

На снегу поскользнется белом.

Он, поднявшись,

Снежок стряхнет.

Ни о чем у меня не спросит...

А меня

На блокадный лед

Снова память моя

Отбросит...

IV

Невская акварель

Слова И.Михайлова

Таким прозрачным сном Нева объята,

Так тени врезаны в затишье вод,

Что каждый дом, просвеченный закатом,

Величественным айсбергом плывет.

Реальность с отражением едины,

И стройный строй домов – окно к окну

Вознесся к небу верхней половиной,

А нижняя уходит в глубину.

Зари догорающей пламя

Рассыпало по небу искры.

Сквозит лучезарное море…

Затих по дороге прибрежной

Бубенчиков говор нестройный.

Погонщиков звонкая песня

в дремучем лесу затерялась,

В прозрачном тумане мелькнула

И скрылась крикливая чайка.

Качается белая пена у серого камня

Как в люльке заснувший ребенок.

Как перлы росы освежительной капли

Повисли на листьях каштана.

И в каждой росинке трепещет

Зари догорающей пламя…

Молчит сомнительно Восток,

Повсюду чуткое молчанье…

Что это? Сон иль ожиданье,

И близок день или далек?

Чуть-чуть белеет темя гор,

Еще в тумане лес и долы,

Спят города и дремлют селы,

Но к небу подымите взор…

Смотрите: полоса видна,

И, словно скрытной страстью рдея,

Она все ярче, все живее –

Вся разгорается она –

Еще минута – и во всей

Неизмеримости эфирной

Раздастся благовест всемирный

Победных солнечных лучей.

I

Через речку, речку быстру, по мосточку, калина,

По крутому, малина.

Селезень-ат переходит по мосточку, калина,

Переходит, малина.

Серу утку переводит, серу утку, калина,

Переводит, малина.

Сера утка испугалась, испугалась, калина,

Улетела, малина!

Селезень стоит, плачет, стоит, плачет, калина,

Стоит, плачет, малина!

II

Ах, ты, Ванька, разудала голова, да!

Разудала головушка, Ванька, твоя!

Сколь далече отъезжаешь от меня,

Да на кого ты покидаешь милый друг, меня?

Ах, ни на брата, ни на друга своего, да!

А на свёкра, на злодея, да, Ванька, моего.

С кем я останусь эту зиму зимовать, да!

С кем я буду тёмну ночку, Ванька, коротать.

III

Белилицы, румяницы вы мои!

Сокатитесь со лица бела долой.

Едет, едет мой ревнивый муж домой

Едет, едет мой ревнивый муж домой.

Он везёт, везёт подарок дорогой.

Плетёную, шелковую батожу!

Хочет, хочет меня молоду побить.

Я ж не знаю и не ведаю за что,

За какую за такую за беду.

Только было всей моей то тут беды:

У соседа на беседе я была,

Супротиву холостого сидела,

Холостому стакан мёду поднесла.

Холостой стакан мёду принимал.

Ко стакану белы руки прижимал,

При народе сударушкой называл.

Ты сударушка, лебёдушка моя,

Понаравилась походушка твоя.

Белилицы, румяницы вы мои,

Сокатитесь со бела лица долой.

Едет, едет мой ревнивый муж домой,

Хочет, хочет меня молоду побить.

Право слово, хочет он меня побить,

Я ж не знаю и не ведаю, за что!

I

Иду в неведомый мне путь,

Иду меж страха и надежды;

Мой взор угас, остыла грудь,

Не внемлет слух, сомкнуты вежды;

Лежу безгласен, недвижим,

Не слышу братского рыданья,

И от кадила синий дым

Не мне струит благоуханье.

II

Но вечным сном пока я сплю,

Моя любовь не умирает.

И ею, братья, вас молю,

Да каждый к Господу взывает:

III

Господь! В тот день, когда труба

Вострубит мира преставленье,

Прими усопшего раба

В Твои небесные селенья.